Прошёл год со страшной ночи с 6 на 7 июля 2012 г., когда в Крымске произошло наводнение высотой до 7 метров, позднее повторившееся в Туапсинском районе: поселки Новомихайловское, Пляхо, Лермонтово, Джубга. Оставшись там независимым юристом, проведя на этих югах все затяжное и страшное лето, отсутствующую осень, встретив мрачный новый год, выехав только 12 марта фактически под конвоем, вернувшись на родину, я наконец могу обнародовать некоторые выводы из вывезенных оттуда тетрадей.
12 марта 2013 г., на вокзале станции Крымской, я и Татьяна Стецура были остановлены полицией неустановленного подразделения: их начальник в штатском одновременно называл себя представителем и угрозыска, и службы по предупреждению правонарушений на транспорте. В местном линейном отделе они пытались допрашивать нас о работе в Крымске и сообщили, что мы объявлены в розыск, не показав постановления об этом. Чтобы иметь возможность выехать из Крымска, мы были вынуждены пойти на серьёзную уступку своим принципам – подписать обязательство о явке по первому требованию в полицию. В дальнейшем лица в форме каждую ночь заходили в поезд, будя пассажиров, и требовали все тех же показаний и явок. Но Бурятия – наша родина, а Россия – эмиграция. Добраться до Бурятии, вернуться на свою землю, благополучно довезя собранные крымские материалы, было нашей приоритетной задачей. Официально заявляю, что после тех ночных допросов они больше не дождутся подобных уступок и добровольной явки куда-либо – любая их власть кончилась, как только мы ступили на родной снег.
Телевизионный след вьётся за нашими рельсами и не даёт забыть те печальные места. Стоило нам прибыть на совсем другой суд в Забайкалье, а потом включить телевизор, как дверь Крымского суда вновь оказалась перед нашими глазами. Ее показали по ящику! Наконец-то (в марте) судят руководителей города! Мы пришли к заключению, что нашего отъезда просто дождались. Впрочем, с волнением местного населения они все-таки не сладили и перенесли дело бывшего мэра Крутько в Краснодар. Сегодня, опять-таки включив телевизор, я увидела в федеральном репортаже из «цветущего Крымска» нашу бывшую клиентку – Галину Коваленко. Сидя с ребёнком-инвалидом на руках перед телекамерой, она рассказывала о прекрасных условиях в своей новой квартире и благодарила власти. А ведь именно к ней нас везли на суд, когда наша машина попала в лобовое столкновение, и ей пришлось выехать к нам навстречу на своей. Судья же в нашем присутствии провёл процесс Коваленко одной надменной фразой: «Да, людям надо помогать, можете идти!» Помнит ли обласканная подданная тот перекрёсток, на котором мы могли погибнуть?
Тех, кого мы защищали на этой земле, можно было бы назвать репрессированным народом, но на ней живет столько народов, что это просто репрессированная земля. Не раз и не два. Власти открывают шлюзы в Крымске, но они и увеличивают естественные последствия ливней в Туапсинском районе, создают техногенные наводнения под шумок настоящих ливней. Все это совершается в одинаковое ночное время, как нападение без объявления войны. Но подлинные унижения народа всегда начинаются позже, когда люди начинают осознавать себя уже не на потопе, а на судебной войне.
Мне уже приходилось писать о том, как проходили заседания в Крымском районном суде и чего стоило просто зарегистрировать иск, просто прорваться в двери. Народ стоял смирно, зато приставы бесчинствовали. На готовых бланках для исковых заявлений, предлагаемых населению бесплатно, были два варианта обмана: 1) графа «судебное заседание прошу провести в мое отсутствие» и 2) графа «судебное заседание прошу провести в отсутствие нашего представителя». Обе эти графы были напечатаны заранее и являлись безальтернативными! То есть чтобы в суд уже точно никто не попал. Заодно в качестве "желаемых" представителей людям предлагали подписать доверенности на представителей администрации города! Все эти бланки и представители преподносятся населению как бесплатная помощь и благодеяние, и люди экономят копеечку на своём дальнейшем разорении.
Краснодар стал сосредоточением всех истцов из Крымского и Туапсинского судов. Крымский и Туапсинский район – это по сути разные государства. В Крымске подсолнуховые поля, а в Туапсе – кавказские горы, шакалы, змеи и другие радости. В Крымске живут казаки и частично украинцы, в Туапсе – армяне. Расстояние между Крымском и Туапсе около 250 км, электрички нет (зачем оно богатым туристам и владельцам гостиниц?), по серпантинной дороге часов пять. В одном суде уже суды, в другом – зеркальная картинка из прошлого: битва за прием заявлений и только ожидание суда. В Крымске уже газончики, а в туапсинских сёлах еще качают муляку.
Но все дороги рано или поздно приводят в Краснодар, который находится столь же далеко от обоих очагов наводнения. Если видишь в краевом суде большую группу людей, говорящих по-армянски, значит, это потопленцы из Туапсинского района. Если русские – значит, крымчане. Народ приезжал на суды целыми семьями. И это немудрено: большинство исков сводилось к тому, что одна половина семьи получила компенсацию, а вторая половина не получила, а семьи большие. При этом в актах обследования, составленных ДО принятия решения о распределении компенсаций, заведомо ставились значки «+» и «–» напротив фамилий. Соответственно, именно те члены семьи, напротив которых стоял минус, затем и не получали компенсаций по решению администрации.
Но это еще полбеды. Администрация начала направлять встречные иски о возврате «незаконно выплаченных компенсаций». Вчерашние истцы, проявившие активность, превратились в ответчиков, как это было, например, в деле семьи Абидонян. В Крымске другие проблемы и другие нации. Семья ассирийцев Петросовых являлась частично семьёй неграждан, то есть среди супругов один гражданин РФ, другой нет, но находится в процессе получения гражданства. И у них, соответственно, дети. На папке с их делом судья ничтоже сумняшеся поставил: «Армяне. Иностранцы». И дело с концом – но тут это дело стало развиваться с нашим участием. Постоянные жители края не должны подвергаться национальной дискриминации, особенно с процессуальными нарушениями. Но есть региональная нормативная база, она не на стороне таких «неграждан», поэтому биться здесь приходится в лобовую – не за закон, а за совесть, универсальные права человека и т.п.
Другая семья – Бортник, то есть коренные кубанцы. Они решились на неслыханную дерзость: добиваться разрешения на постройку нового дома на старом месте с компенсацией расходов на строительство. На это не осмеливался никто. Проблемы других пострадавших были опять-таки в рамках нормативной базы: не дали квартиру взамен хорошего дома с землей, дают двум совладельцам двухквартирного дома, не родственникам, одну квартиру на двоих, ничего не дают, кроме капремонта аварийного дома, не дают даже капремонта. То есть проблемы, которые при должном прокурорском контроле должны были разрешаться безо всякой помощи независимых правозащитников, поскольку в этих массовых делах не нужно спорить с законом. А здесь другое дело: мать с сыном решили, что отнимать у них исконное право проживания в центре города с огородом несправедливо, что за полсезона построенная квартира – неравнозначная замена утраченному крупному подсобному хозяйству… но их требования, как говорится, незаконны, как и у неграждан Петросовых. Крымская администрация же имеет свои аргументы: затонувший дом находился в зоне затопления, а в ней строить запрещено до особого распоряжения. Опасно для проживания. Но в таком случае почему соседним домам в аварийном состоянии выплачены компенсации за «капремонт» в этой же самой зоне затопления, и кто поручится за их жизни? Дело движется к Европейскому суду. До тех пор с той самой ночи наводнения Бортники живут в уцелевшей подсобке и сносить остатки дома не позволяют до завершения процесса, опасаясь отъёма земли. По неофициальной информации, с осени прошлого года ожидаются рейдерские захваты лакомых участков на этой самой зоне затопления.
Тем временем мы продолжали свое расследование обстоятельств обоих наводнений. К ранее сообщенному могу прибавить следующие сведения от жителей по поводу Туапсинского района. Во-первых, точное неофициальное число погибших в Новомихайловском – 795 человек, а никак не четверо. Только у моря затонуло три переполненных автобуса. Отдыхающие выскакивали из отелей и забивались в автобусы, чтобы спастись, но автобусы уплыли в море. Очевидцы помнят машину МЧС (!), которая останавливалась и спрашивала: как тут проехать к морю? – они даже дорогу не знали! Тогда как по официальной (!) версии, туапсинский штаб по предупреждению наводнения был создан еще в 16:30, а наводнение началось в час ночи! Кроме того, на следующий день после наводнения в лагере «Орленок» заболело 700 эвакуированных детей. Детям, кстати, данное мероприятие назвали не эвакуацией, а экскурсией...
Удалось установить название полностью затонувшей деревни в 10 км от Новомихайловского, это деревня Подхребтовая, в ней было около 30 дворов. Лет сто назад она была районным центром, но в наши дни до нее было сложно добираться – дорога одна, зимой не было пути. Её смыло полностью, но её не было на карте, поэтому жители, очевидно, пополнили копилку смерти в полном составе.
Активным жителям не позволяют чистить русло реки, извлекать оттуда сухое дерево или мусор, аргумент властей таков: если почистить реку, могут упасть столбы. То есть столбы придерживаются... исключительно мусором!
И, наконец, главное. Причиной наводнения в Туапсинском районе стала сочинская Олимпиада, да и ожидалось туапсинское наводнение именно в Сочи, а его не затронуло. Окрестности Сочи посыпают веществом (возможно, цементной пылью, производимой в Новороссийске), которое защищает город № 1 от любых незначительных дождичков но зато все тучи сгоняются в соседние районы, каковым является как раз Туапсе. Так будет до 2014 г. – тонуть им не перетонуть. 28 сентября 2012 г. в Туапсинском районе ожидалось новое наводнение. Оно не состоялось – как раз потому, видимо, что оно ожидалось, а задача состояла в том, чтобы потопить жителей во сне и неведении.
К ужасам Краснодарского края можно добавить, что помимо геноцида людей местный губернатор Ткачёв занимается также геноцидом свиней... своих конкурентов. Все фермерские хозяйства ликвидированы под предлогом свиной чумы, но собственная ткачевская ферма почему-то ею так и не заразилась. Ну и к ментовскому вопросу: пользуясь памятью о наводнении, полиция использует свои автомобильные сирены для извлечения дохода. Богатые жители платят им за включение сирены и едут вслед за ними, по перевалам, без пробок. А население слышит сирены и принимает их за сигнал наводнения. Что касается казаков, заменивших собою силы правопорядка, то крымское казачество ни с того ни с сего сменило своего атамана сразу после наводнения. Намекают, что он был нерусским.
Так что же можно сказать, поднявшись над ситуацией? То, что нужно бить в колокол и писать диссертацию одновременно. Пока будешь писать, в результате «разгула стихии» будет окончательно развязываться судейский беспредел, а население ничего не сможет этому противопоставить. «Нам надо холеру выгребать, а не бегать с бумажками!» – заявила одна новомихайловская женщина в поссовете. А ей в ответ чиновница: «А ну, скажите вашу фамилию! Вы поднимаете панику за холеру! Так вы клевещете на свою семью, что у вас в доме холера?» Вот и расставили приоритеты: жители за холеру, а власти за угрозы. Юридическая оборона должна вестись средствами врага, то есть знать его законы, уметь их толковать, и применять его на пользу людям, и защищать их от этих законов там, где они преступны. А враг – государство – стремится завербовать отдельных жителей, переманить их на свою сторону, пользуясь их незнанием.
7-метровое наводнение с 10 тысячами жертв – это рукотворный геноцид, но ведь каждый год на весенние паводки топит Сибирь и Поволжье, а летние штормы из Турции топят юг. Вся Россия со всеми ее нерусскими краями и республиками является перманентной зоной затопления. Около 64 запертых таджиков утонуло в подвале винного завода в Крымске. А кто их запер? – их же работодатель, какая им разница, где и как спать после ненормированного дня, могут и за решёткой отоспаться. Юг обслуживают таджикские, а восток – китайские рабочие. Сколько работодателей запирает их каждую ночь в подвалах, убоясь этнического воровства? А ведь наводнения, по крайней мере умышленные, бывают именно по ночам в одно и то же время. Сколько мигрантов потом отыщут родственники из бедных стран? Сколько их, неучтенных и не подлежащих компенсациям – и если это не обжаловать, то так оно и будет. А если обжаловать безрезультатно, то необходимо по крайней мере извлечь научные выводы из происходящего, изменить представление о целой отрасли права – праве чрезвычайных ситуаций, придать ей настоящую актуальность.
Уже по окончании ЧС остается шлейф массовых правовых проблем, объём и суть которых население не может себе заранее представить. В результате все потопленцы осуществляет ряд юридически невозвратимых действий, причем действий пассивных, подписывают акты, которые им подают где-то во дворе, еле отрываясь от грязной работы, никем не предупрежденные о значимости своих действий. Сами они никаких активных юридических действий не совершают, зато любят бесплатную правовую помощь, даже если она от тех, кто их только что потопил и собирается довершить это на бумаге. Пострадавшие вообще не предупреждаются, что их подписи нужны для распределения компенсаций (то есть их отъёма), а не для оказания помощи или хотя бы для статистики.
Есть гуманитарное право, посвященное защите военнопленных и жертв войны, но речь в нем не идет о войне с собственным народом путем открывания шлюзов. Есть понятие о гражданской обороне в природных ЧС, но речи не идет о юридической обороне в условиях массового административного обмана. Есть наука о биоэтических вопросах оказания медицинской помощи при ЧС – медицина ЧС. Но нет правозащиты ЧС, адвокатуры ЧС, агитации ЧС, нет понятия об экстренном правовом оповещении населения по главным вопросам административного обмана. Так же, как сирены должны оповещать: спасайтесь в горы, так и подготовленные люди, юристы-народники, должны оповещать: на вас движется комиссия мародёров, остерегайтесь подписывать, читайте акт и вносите в него свои правки, пока не поздно.
Вышеназванные науки замалчивают один неудобный момент: стихия может быть войной, а насилие властей может быть страшнее стихии. Исходя из этого необходимо работать над детальными рекомендациями насчет обхода домов с разъяснением: под какими бумагами нельзя ставить подписи не отмытыми от муляки руками; к каким юристам нельзя обращаться – это юристы-госслужащие, работники администрации, то есть противная сторона в будущем процессе; что чиновники стремятся застать людей именно в первый день, в процессе выгребания муляки, когда все озабочены потерей имущества и обрадованы сохранением жизни. Им не до бумаг – но ведь и официальной науке не до вопросов необъявленной войны.
По этим характеристикам право ЧС должно выделяться в отдельную отрасль и быть отмежеванным как от «права безопасности ЧС», так и от права в период войны, поскольку в ЧС речь формально не идет о враждующих сторонах. Государство выступает в роли спасителя – в первые дни, а впоследствии люди утрачивают собственность, фактически и землю. При этом пострадавшая территория уже перестает считаться зоной ЧС, однако судебные и правоохранительные органы по-прежнему работают в чрезвычайном режиме по целому году, изобретая собственные порядки в целях недопущения волнений или якобы для ускорения работы.
Итак, право ЧС должно распространяться на какую-либо территорию на все время разбирательства судебных дел, сколько бы они ни длились. Характер правозащитной работы в первые дни должен состоять в экстренном предупреждении широкого круга лиц с одновременным сбором информации о причинах ЧС и о поведении властей. В дальнейшем, в спокойный период, задачей должно быть медленное достижение результатов в борьбе за права отдельных лиц и национальных диаспор.
Я беру на себя личное обязательство разработать вопросы защиты прав человека в условиях ЧС. Материалов для изучения этой темы все еще предостаточно. И первой моей задачей после окончания теоретической работы станет подготовка популярных юридических инструкций для населения. Обыватели должны быть готовы как самостоятельно дать грамотный отпор властям, так и объединиться на сход или в коалицию для решения проблемы всем миром. В общем, проводить сходы, не бояться разгона и спокойно оппонировать представителям власти тоже необходимо обучать народ, в книгах и в его собственных дворах. Народ многого не знает, но уже сейчас от его бесстрашия в разговоре зависит, сколько правды о наводнении удастся узнать. Гордясь своими правдивыми сведениями, народ способен и на другую гордость, и на другие знания.
ИЗДАНИЕ
МОСКОВСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЮЗА
Митинг меньшинства требует особых выразительных средств. Малое количество сторонников делает ненужными крупные по размеру агитматериалы, подобно тому как в камерном театре не строят огромных декораций. Меньшинству всегда найдётся место на пятачке площади, чтобы вблизи разглядеть неоднозначные ассоциативные изображения.
