ПРОБЛЕМЫ ПРАВОЗАЩИТНОГО ДВИЖЕНИЯ
Ситуация странная. Проблемы, безусловно, есть. Движения нет. И даже не в том смысле нет, что все наши движения похожи скорее на стояние. Просто нет теперь такого явления – правозащитного движения. Которое, конечно, когда-то было. Приблизительно с кампании в защиту Синявского и Даниеля в 1965г. и по кампанию в защиту Виктора Орехова в 1995г. Не вдаваясь в исторические описания, можно утверждать: во второй половине XX века в СССР, отчасти и в постсоветской России, существовало удивительное явление – правозащитное движение. Сообщество противников режима, последовательно выступающих в защиту прав человека. Сообщество без командиров и подчиненных, добровольное и неформальное. В котором индивидуальная инициатива и личная ответственность каждого за свои действия сочетались с коллегиальностью и взаимопомощью. Ныне сервильные средства информации пытаются внушить общественности: мол, были инакомыслящие, попивающие чаек на кухне и ведущие вольнодумные разговоры. Даже 30 октября, День политзаключенного, теперь ухитрились превратить в День памяти жертв политических репрессий. Ловкий прием.
Небольшое отступление. День политзаключенного был установлен самими политзаключенными мордовских и пермских лагерей в 1974г. в ознаменование массовых акций протеста. Мысль хитроумная: растворить сотни (может быть несколько тысяч) действительно политзаключенных в миллионах жертв репрессий. Конечно, жаль старых, некогда безвинно пострадавших от террора людей, собирающихся у соловецкого камня на Лубянке. Жаль миллионы погибших. Но все-таки, они и не были никогда, в подавляющем своем большинстве, политзаключенными. Политзаключенные – не жертвы режима, это режим – их жертва. Так исподволь, через подручные средства информации, власть пытается убедить: дело в пострадавших от режима, а не в сопротивлении ему. Впрочем, общество готово подыгрывать власти: «Ну да, конечно, были диссиденты, несколько громких имен. А как же, вот некоторые литераторы поплатились, исключены из Союза писателей, какое зверство! Иных даже «выдавили» за границу!» Разумеется, громкость имени в нашей стране обычно обусловлена поддержкой власти со стороны составляющего себе имя, на том или ином этапе его жизненного пути. Разумеется, количество отправившихся на восток (не литераторов в основном), многократно превышает количество уехавших на Запад (литераторов в том числе). Самое главное, кроме инакомыслящих были «инакодействующие», «инакоживущие». Что никоим образом не умаляет значение инакомыслия. Как среды, формировавшей сочувствующих и помогающих правозащитникам. Оказать моральную поддержку, приютить, собрать передачу, познакомить, отправить письмо, передать материалы – нужные, важные дела в тоталитарном государстве.
Свидетельство о нарушении прав человека в СССР, передача информации за границу, распространение самиздата, публичные акции протеста – вот основные составляющие правозащитной деятельности. Тем самым правозащитное движение использовало механизмы давления на власть – через общественное мнение, властные и общественные институты Запада. Жила в правозащитниках вера в силу свободного слова. Был у властей страх перед свободным словом. И вера, и страх наивные, как видно теперь. Что не уменьшает самоотверженности одних и подлости других.
Правозащитники составляли открытое сообщество. Каждый порядочный человек мог туда войти (не многие стремились!) Большинство правозащитников не старалось извлечь из своей деятельности моральные дивиденды (известность, признание и т.п.), тем более материальные блага. Каждый действовал по собственной инициативе, все вместе составляли некое целое. Правозащитники в первую очередь апеллировали к общественному мнению, пускай оно и не могло быть открыто выражено. Отсутствие командиров и подчиненных вовсе не означало отсутствие моральных авторитетов. Главным условие авторитета являлись личная порядочность и стойкость. Правозащитное движение составлялось людьми разных политических взглядов, мировоззрений. Но объединяло их безусловное уважение к человеку и его правам, готовность за права других жертвовать своим благополучием. Правозащитники чувствовали свою личную ответственность за происходящее в правозащитном движении, стране, иногда и мире. Почитая своим долгом иметь собственное мнение, отстаивать его, доводить до сведения других. Горькая история деградации и исчезновения правозащитного движения заслуживает отдельного разговора.
Что ныне? «Россия – империя каталогов: если пробежать глазами одни заголовки – все покажется прекрасным. Но берегитесь заглянуть дальше названий глав. Откройте книгу – и вы убедитесь, что в ней ничего нет: правда, все главы обозначены, но их еще надо написать» – заметил француз Астольф де Кюстин еще в XIX веке.
Казалось бы, все как у людей. Избираемые президент, парламент, главы администраций. Свобода слова, декларируемые независимость судов и прессы, провозглашаемый принцип разделения властей. Есть Конституция, определяющая права человека, основы федерализма и самоуправления. Есть, наконец, политические партии, акционерные общества, частная собственность, профсоюзы и …правозащитные организации. И все фикция в основном, сплошные вывески. Поскольку реальность имеет мало общего с провозглашаемым, декларируемым, закрепленным в законах, официально утверждаемым, публично само называющимся. В сущности, мы имеем лишь чертежи демократического, правового государства. Чертежи необходимы, спора нет. Но смешно ожидать, что поедет нарисованный автомобиль. Как реальный автомобиль воплощается в механических конструкциях, так и реальная демократия воплощается в правовых механизмах, системе гарантий соблюдения прав человека. Как автомобилю необходимо для движения топливо, так и правовое государство нуждается в инициативе общества, его самоорганизации. Иначе бесконечно долго можно, под одобрительные взгляды Запада, указывать на макет: «Посмотрите, двигается! Право же двигается!»
Нарушение прав человека в современной России имеет массовый характер. По сравнению с советскими временами увеличилась незащищенность рядового гражданина перед властью и криминалом. Да и кто их сейчас отличит друг от друга? Правоохранительные органы, силовые структуры ныне более опасны, чем банальная уголовщина. Пытки и убийства в милиции обыденное явление. В казармах процветает дедовщина. Юстиция чуть ли не принципиально не соблюдает законы. И это все помимо террора власти против населения Чечни. Да и не только, подчас, Чечни…
Разумеется, в конечном итоге только сами граждане в состоянии отстоять свои права. Решить общественные проблемы может только само общество. Но правозащитники могли бы помочь в решении…
Да, имеются правозащитники-одиночки. Пытающиеся в славных традициях прошлого индивидуально защищать права человека. Но их мало, они разобщены, их усилия безразличны обществу. В современных условиях правозащитная деятельность принимает форму юридических кампаний, судебных тяжб. При нежелании прокуратуры и судов исполнять законы, такие тяжбы по достаточно значимым делам обречены на провал. Если параллельно не подключать прессу, не апеллировать к общественному мнению, к международным организациям. Но пресса, международные организации, общество в целом глухи к голосам правозащитников-одиночек. Или почти глухи. Кроме того, допустим, правозащитник работает на заводе в Москве, а его подзащитный томится в тюрьме Красноярска. Как туда поехать и на какие деньги? Достойное дело помочь конкретному человеку. Но ложкой моря не вычерпать…
Для изменения ситуации с правами человека необходима консолидация индивидуальных усилий. Что затруднительно для не имеющих организационных ресурсов правозащитников-одиночек. Их племя вымирает.
Есть правозащитные организации. Официально зарегистрированные, получающие зарубежные гранты или субсидии властей (иногда одновременно). Сотрудники таких организаций имеют зарплату. Поскольку денег никогда не бывает много, разгорается конкуренция и между организациями, и между сотрудниками. В результате правозащитное сообщество приобретает закрытый характер. Этакая самодостаточная корпорация, в которую «посторонних» не допускают. Естественно, правозащитные мероприятия – форумы, конференции и т.п. тоже только для своих.
Кто платит, тот и заказывает музыку. О музыке властей и говорить не приходится. Западная музыка тоже несколько странная. У Запада свой давний конек: поощрение конструктивного сотрудничества правозащитников с властями. Впрочем, в собственных отношениях с Россией у него прослеживается та же метода. По крайней мере, в делах, не затрагивающих кровные интересы Запада. Очевидно, положение с правами человека в России в сферу таких интересов не входит. И напрасно… Ничего не поделаешь, еще Анатолий Франс отмечал: политики не видят дальше собственного носа, это еще самые прозорливые из них.
Умильная картина: мудрые правозащитники просвещают несколько темные (в области прав человека), но добросовестные власти. В чем же критерии конструктивности? Понятно, чем чаще власть предержащие встретятся с правозащитниками, чем больше последних набьется во всяческие комиссии, чем громче о том сообщит пресса и телевидение, тем и конструктивнее. Исходя из такой политики и подбирается кадровый состав правозащитных организаций. Который, естественно, вполне подходит редакционному составу западных радиостанций, вещающих на Россию. Великое дело в такой правозащитной деятельности представительство и отчеты. Куда ни позвони, кого ни спроси, – улетел в Страсбург, прилетел из Страсбурга. Все едут защищать права человека в Страсбург, никто не едет в Магадан! Ну и отчеты, должен же знать грантодатель, как тратятся его деньги. Допустим, некая правозащитная организация занята положением заключенных. Если пытаться реально права заключенных защищать, надо постоянно судиться с лагерными администрациями, конфликтовать с прокуратурой, привлекать к ответственности судей. Сплошные столкновения! А что же писать в отчетах: вчера ругались с министерством юстиции, сегодня бранимся с прокуратурой, завтра выясняем отношения с судом? Грантодатель не поймет. Гораздо проще сохранять со всеми хорошие отношения. Тогда и на зону пустят с гуманитарным грузом для зеков. И в отчете галочка. Так и работают правозащитники Санта-Клаусами. При таком подходе сотрудникам не надо разбираться в специфике дела. Вот и получается, что заключенными занимаются люди никогда не сидевшие, солдатами – никогда не служившие, свободой слова – и строчки не написавшие в самиздат. В общем, грантодатель услышит то, что хочет услышать от грантополучателя, он же сам его и подбирал. Так отсекается возможность быть услышанным тому, кто имеет свое собственное, выстраданное, критическое мнение.
Но и без организующей воли грантодателя дело обстояло бы подобным же образом. Если на кону приличная, хорошо оплачиваемая (по российским меркам) работа, некоторая известность, поездки за границу, иногда упоминания в прессе, заметность на политическом и общественном небосклоне – самые пластичные окажутся в правозащитных организациях. И все, разумеется, будут сторонниками сотрудничества с властями.
Объекты защиты тоже вполне соответствуют духу правозащитных организаций. Финансовые магнаты, высокопоставленные военные и т.д. – люди заметные. Да и сама такая правозащитная деятельность не требует каких-то специальных знаний, нелегкого жизненного опыта, риска. Общественность замечает тенденции правозащитных организаций. Их закрытость, относительное благополучие, склонность защищать избранных, неплохие отношения с властями, т.е. конформизм. В результате понятие «правозащитник» девальвируется и скоро упадет так же низко, как и понятие «демократ». Тем более, что многие, не столь давно бывшие коммунистами и слывущие ныне демократами, используют правозащитную риторику.
Что же, скажут иные, деньги портят людей, политика вещь грязная, диалог с властями необходим, общественная жизнь невозможна без компромиссов. Но все-таки дело в самих людях, а не деньгах и политике. Тут как с туалетами: могут быть чистыми, а могут быть, как в России. Диалог с властями полезен, но равноправный. Сотрудничество с властями допустимо, но с позиции силы, а не слабости. А то все бегут (впереди паровоза!) сотрудничать с властью. Кто же будет с ней конфликтовать? По самой своей сути правозащитная деятельность означает противостояние власти, источнику нарушений прав человека. Во время войны случаются мирные переговоры между равносильными сторонами. Ничего не представляющий собой противник не заслуживает даже акта о капитуляции и держится за столом переговоров из декоративных соображений. Компромиссы необходимы. Но должны четко оговариваться предмет компромисса, его границы и условия, за чей счет компромисс достигается. Главное, компромисс не должен быть тайным. Иное означает сделку за счет третьих лиц. Есть такая мода в политике и правозащитных делах. Последствия печальны и в результате никто ни за что не отвечает.
Может быть, и не стоит «перегибать палку». Есть и деятельные правозащитные организации, работают в них добросовестные сотрудники. Оказывается помощь конкретным людям. Спасибо и грантодателям – лучше, чем ничего. Общее состояние дел все же удручает.
Без использования реальных механизмов давления на власть правозащитная деятельность неэффективна. Поиск таких механизмов и есть, очевидно, насущная задача. Что могли бы делать правозащитные организации? Составить реестр «правонарушительных» положений нормативных актов. От правил продажи железнодорожных билетов до федеральных законов. Довести его до сведения общественности. Постараться сделать права человека фактором политики. Чтобы каждая партия, каждый политик оценивались избирателями в соответствии с их позициями по проблемам прав человека. Главное – заставить власть, в первую очередь юстицию, соблюдать законы. Все та же, актуальная для советских времен, задача… Просто фиксация очередного нарушения прав человека ни к чему не приводит. Тут как с «1001-м серьёзным китайским предупреждением». Общественность и так знает о беззаконии в стране. Сегодня заявили о нарушениях прав человека, завтра, послезавтра… Желательно, чтобы каждое заявление имело последствия, и правозащитники не были простыми наблюдателями. Конечно, накопление конкретного материала необходимо. Кстати, оно оставляет желать лучшего. Где списки мирных жителей, уничтоженных в Чечне? Где списки убитых в казармах солдат? Где списки граждан, замученных в милицейских участках? Может быть, они и составляются, но общественность даже не подозревает об их существовании. Где чёрные списки: убивающих, пытающих? Прокуроров, не возбудивших уголовные дела; следователей, незаконно дела закрывших; судей, вынесших заведомо неправосудные решения? Необходимо, чтобы каждый случай нарушения прав человека имел юридические последствия. Судиться, судиться и еще раз судиться! Российская юстиция и Страсбург (не побоимся теперь этого слова!) должны изнемогать перед потоком бумаг и океаном процессов. Кому, как не правозащитным организациям, инициировать это? Многое можно и нужно было бы делать в правозащитной сфере. Некому. Раз так, пространство права и свободы станет неумолимо скукоживаться в точку, до которой мы все дойдем. Снова придется вольнодумствовать на кухнях. А если стране (и миру) очень повезет, снова найдутся люди, готовые отправиться на восток. Может быть, следует озаботиться всем этим сегодня? Вот почему статья написана о проблемах правозащитного движения, которого уже (еще) нет.
Пусть не покажется всё сказанное обычной ностальгией человека в возрасте по добрым старым временам. Времена были очень недобрые, но менее бесславные.
Кирилл Подрабинек
Об авторе. Кирилл Пинхосович Подрабинек родился в 1952 г. в Москве. Участник правозащитного движения, в 1977 – 1983 гг. - политзаключённый. Продолжает правозащитную деятельность. Публиковался в самиздате, за рубежом, в российских изданиях постсоветского времени. Живет в г. Электростали Московской области, работает в котельной.
ПОСЛЕ ОТПУСКА
Недавно был в Севастополе. Спокойный город. Ночью люди ходят по городу без
тревоги. И по темным дворам: молодые женщины, пожилые люди. Милиция
есть, но глаза не мозолит. Правоохранители не бродят с наглым видом,
источая вокруг себя опасность. Документы, регистрацию никто не
проверяет. Без необходимости, во всяком случае. В центре города
место, где проходят постоянно немногочисленные митинги. Милиция
спокойно наблюдает со стороны.
Знакомые постоянно спрашивали: "Как вам тут у нас? Каковы впечатления?
Как оцениваете наше положение?" Сначала пытаешься отнекиваться.
Мол, с украинскими делами незнаком, в жизни страны не разбираешься,
достоверной информации не получаешь. Но иногда приходиться поговорить
серьезно.
"Кажется, у Украины есть шанс. Во-первых,
наблюдается некое равновесие. Ни одна из политических сил не столь
велика, чтобы задавить все остальные. Поэтому и присутствует
политика, какое-то движение. Наверное, всяческих безобразий хватает.
Но есть и возможность их изживать. Не как в России, с ее мёртвенным
политическим болотом, из которого слышится кваканье только одной
гебистской партии власти.
Во-вторых, как же вам повезло, что у вас нет нефти! Следовательно, есть стимулы
для развития экономики. Хочешь, не хочешь, но и населению, и власти
приходится думать о развитии производственных отношениях - жить-то надо! Конечно, ресурсы для воровства всегда имеются. Но не в таких
же масштабах, когда можно просто обналичивать в свою пользу природные
заначки.
И, наконец, наверное, самое главное. У Украины нет великодержавных
амбиций. Помыслы и усилия могут быть направлены во внутрь, на
собственное развитие. А разумная внешняя политика - вступление
в Евросоюз и НАТО - только поможет этому. Да с таким соседом
как Россия, иначе и нельзя. У нас же великодержавные претензии -
застарелая болезнь. Типичный пример. Нормальный, вроде бы, мужик, лет
под пятьдесят. Неглупый, добродушный, трудолюбивый. Но сидит,
простите, с голой задницей, хроническая бедность одолела.
Разговоришься с ним, и что же его заботит? "Крым отдали
Украине! Наглые американцы всюду суют свой нос, бесчинствуют в Ираке!
Европа нас не уважает, стремится навязать нам свои порядки!" И
прочее в том же роде... Ему бы озаботиться штанами, подумать о
собственном благополучии, благополучии окружающих. Но все мерещится
ему великая держава, способная показать кузькину мать вечно
окружающим недоброжелателям.
Конечно, Россия великая страна. Потому, что в ней жили Толстой, Достоевский,
Рахманинов... И многие другие страны великие. Своими
философами, поэтами, пророками. А вовсе не размерами территорий и
силой армий. Но и доморощенные интеллектуалы зачастую инфицированы
великодержавностью. Так и хочется им сказать словами древних греков:
"Что толку вам разбираться в бедствиях Одиссея, если вы не
можете понять собственные беды!"
Такие приятные беседы велись в отпуске. А здесь все то же. Недавно знакомый
редактор предложил поучаствовать в новом номере журнала. Тема
привычная: "куда мы катимся?" Дальнейшее ущемление прав граждан, политический монополизм, наступление на свободу слова.
Темы важные, но не первостепенной важности. Пусть и неприятно снова
сидеть из-за статей. За минувшие сто лет Россия явила миру прежде
невиданное, небывалое, совершенно оригинальное. Во-первых,
общественно-государственное устройство с отсутствием частной
собственности на средства производства и тотальным закабалением граждан. Исторических аналогов не наблюдалось. Даже в древней Спарте,
с ее военным коммунизмом, в рабстве находились илоты, а не собственно спартанские граждане.
Во-вторых, великий террор против всех. Разумеется, террор изобретение не новое.
Но всегда ранее устанавливался против тех, или иных, социальных, национальных групп. Пускай даже, в своем размахе, террор и задевал "посторонних". Но косить всех подряд - сугубо отечественное изобретение.
Сдается мне, что Россия в третий раз готова всех поразить. Государством без
населения. Идеал российской власти, пускай и не вполне ею осознанный - безлюдная страна с нефтяными вышками. Ну зачем ей это докучливое население? Какие-то ЖКХ, соцобеспечение, образование... Нет людей - нет проблем! Власть от населения не зависит. Зачем оно власти? Чтоб кормить и защищать, как это бывало и при самых
поганых диктатурах? Нынешняя власть в народе не нуждается. Прокормит
нефть, виллы и яхты за рубежом защитит тамошняя полиция. Конечно,
сколько-то населения (возможно и пришлого) власти необходимо. Для
поддержания инфраструктуры нефтедобычи, защиты вышек и Кремля, содержания формальных институтов и обеспечения государственной атрибутики. Но если и сохраняется поныне многочисленная армия - впроголодь - то лишь по инерции. Вполне достаточно небольшого
количества спецслужб для собственной безопасности и ядерного оружия.
Пусть дряхлые ракеты и не полетят, случись что, но отравить весь мир
сумеют. В общем, по всем прикидкам, интересы российской власти способно обеспечить и
вдесятеро меньшее, чем ныне, население. Следовательно, остальным
придется вымирать. Если только у них не проснется вовремя инстинкт
самосохранения. Точнее, разум самосохранения.
Кажется, История предоставила нам в конце восьмидесятых, начале девяностых
годов краткосрочный отпуск. С пользой отдохнули?
Кирилл ПОДРАБИНЕК
18.7.07 г.
РЕПЛИКА к статье К. Подрабинека
Наверное, есть другой глобус и другой Крым. В том, другом Крыму сотнетысячная демонстрация в Феодосии не пустила натовский десант и все говорят только по-русски.
А насчёт отсутствия амбиций - если попытка заставить население огромной страны говорить по-украински не амбиция - нужен другой словарь. В шутке экс-президента Кучмы о том, что многочисленные авиакатастрофы в Украине объясняются тем, что приборы не понимают "по мове" - была только доля шутки.
А предложение поплакать по поводу того, что у нас есть нефть и есть бомбы - оставляю без комментариев.
Дмитрий СТАРИКОВ
|
ИЗДАНИЕ
МОСКОВСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЮЗА
